Громов Александр - Уступчивые
Александр Громов
УСТУПЧИВЫЕ
Поверхность фронта здесь не менялась очень давно. Не линия никогда не
затихавших надолго боев - именно поверхность, незримая, но реальная. Там,
где кипели сражения эскадр, она прогибалась в ту или иную сторону, иногда
ощутимо и стремительно, чаще медленными судорожными толчками, - но в этом
секторе пространства она оставалась незыблемой вот уже несколько столетий.
Периферия... Не главные силы и массированные удары соединенных флотов, не
циклопические побоища - лишь стычки, стычки и стычки, укусы и отскоки,
позиционное противостояние, крохи успехов и такие же крохи ежедневных
потерь. Медленно вращающиеся, но очень широкие жернова.
О ближайшей планете Леман не знал практически ничего, хотя прежде не раз
подлетал к ней достаточно близко, чтобы простым глазом разглядеть
мутно-голубой диск. На планете никто не жил - кому придет в голову жить на
линии фронта? Планета не представляла никакой ценности ни для Великой
Лиги, ни для ренегатов. Как и большинство пилотов действующего флота,
Леман знал о ней только то, что случайно попалось на глаза и застряло в
голове, - пустые, никому не нужные обрывки сведений.
Землеподобная. Не сырьевая. Не обладающая ничем, что стоило бы защищать
или отвоевывать в случае потери. Девяносто процентов поверхности покрыто
океаном. Островов, кажется, нет совсем, материк всего один, расположенный
на экваторе, но тем не менее обледенелый и предельно негостеприимный.
Атмосфера вроде бы кислородно-аргоновая, плотная, неспокойная и достаточно
протяженная. В последнем Леман сейчас убеждался на практике.
Энергоимпульс совершенно не виден в вакууме. Лишь плазменный накопительный
кокон, венчающий орудийную башню дестроера, обычно тоже невидимый, за
полсекунды до залпа начинает слабо мерцать неприятным фиолетовым светом и
быстро гаснет, выплюнув разряд.
По счастью, нигде в Галактике нет столь глубокого вакуума, чтобы
выпущенную по тебе серию энергоимпульсов нельзя было обнаружить по
мгновенной ионизации межзвездных атомов, а обнаружив, попытаться
уклониться. Особенно в этом секторе, где только за последние сто лет не
меньше двух тысяч разнотоннажных кораблей обеих воюющих сторон
превратились в облака газа, а причудливая поверхность фронта не сдвинулась
и на миллипарсек.
Ох, неспроста его прижали к этой планете! Леман прекрасно понимал это, но,
вертись не вертись, иного выхода, нежели вход в атмосферу, не
просматривалось. Одиночный истребитель с израсходованным боекомплектом -
легкая добыча для эскадренного дестроера, и если одному противнику еще
можно какое-то время морочить голову резкими маневрами, то встреча сразу с
двумя делает это занятие вдвойне бессмысленным. Три, от силы пять минут
отчаянного танца под шквалом энергоимпульсов - и конец. Это если
обреченным истребителем управляет опытный ас. Иначе - меньше. Леман не был
опытным асом.
И тем не менее он финтил. Уклонялся, вертелся волчком, дважды пытался
вклиниться между чужими кораблями, надеясь, что они поразят друг друга и
прекрасно понимая, насколько зыбка эта надежда. Его отгоняли огневой
завесой, как надоедливую муху, и методично, без особой суеты,
расстреливали. Дестроеры немного уступали ему в скорости, но уйти он не
мог - для этого ему пришлось бы перестать маневрировать, и тогда счет
оставшихся секунд жизни сократился бы с десятков - или сотен? - до
одной-двух. Он понимал, что, скорее всего, был бы уже уничтожен, не
подвернись эта планета.
Его отжимали к атмосфере. Рывок вверх - и то
